Смуул Юхан - Ледовая Книга (Арктический Дневник)
Юхан Смуул
Ледовая книга
АНТАРКТИЧЕСКИЙ ДНЕВНИК
30 октября 1957
Калининград, теплоход "Кооперация"
Сегодня перебрался на "Кооперацию".
Час назад уехала моя жена. Перед тем как расстаться, мы сидели в каюте,
забитой до отказа багажом, принадлежащим мне и моему спутнику, синоптику
Васюкову, - передвигаться и даже сидеть здесь было не так-то просто.
Поскольку собираюсь в путь целых полтора месяца (по первоначальным данным,
"Кооперации" полагалось отбыть 17 сентября), мы уже обо всем переговорили. Я
отдал ей все деньги, которые не успел истратить, а она выдала мне из их пять
рублевок на последнюю кружку пива.
Сейчас она едет назад рижским поездом.
Вспоминаются последние недели. С начала сентября готовлюсь к рейсу в
Антарктику. А если вы спросите, как я готовился, то придется признаться, что
никак. Ждешь, минует один окончательный срок за другим; снова ждешь, снова
минует очередной срок - в таких случаях в моей жизни всегда образуется
какая-то бесплодная пустота. Не можешь ни на чем сосредоточиться, люди,
события, дела - все проходит мимо, не задевая по-настоящему. Вчерашний день
позади, сегодняшний - лишь порог завтрашнего, а "завтра", в котором
сконцентрировалось все, - это "завтра" уклончиво и полно неопределенности.
Писать не можешь, думать не хочешь, и путь наименьшего сопротивления
оказывается вдруг наиболее привлекательным. За последние недели я только и
сделал хорошего, что прочел все оказавшееся доступным о полюсах - и о
Северном, и о Южном - и влюбился в Нансена.
Последние восемь дней я прожил в калининградской гостинице "Москва".
Город разрушен. Кажется, что война была вчера, - она глядит тут на тебя с
каждой улицы.
От гостиницы же, целиком занятой участниками третьей комплексной
антарктической экспедиции - моими теперешними спутниками, - осталось весьма
сильное впечатление. Каждая гостиница, каждый ее номер, в котором
дружелюбный или суровый администратор поселяет вместе людей различных
профессий, характеров, мыслей и взглядов, - в своем роде сборник живых
новелл.
"Москва" - превосходная гостиница. Приличные, хорошо отапливаемые
номера, холодная и горячая вода, исключительная чистота, в каждой комнате
телефон и радиотрансляция. Все наверняка выглядело бы еще безупречней, если
бы не один осложняющий компонент - жильцы гостиницы. В каких только
гостиницах я не жил после войны, но нигде я не чувствовал себя в такой
степени лишним, как здесь.
Ложусь после обеда спать. Стучат. Продолжаю спать, Снова стучат.
Раздается требовательный голос: "Откройте!" Открываю. И натягиваю одеяло до
подбородка. В номер является комиссия из пяти человек. Полная солидная дама
в очках садится за стол, даже не взглянув на меня. Слева от нее
останавливается другая дама - худая, в очках и в красном платье. За спиной у
них замирают три девушки, являющие собой в дальнейшем нечто вроде греческого
хора. На стол кладутся огромные листы со всевозможными параграфами, номерами
и наименованиями.
Начинается инвентаризация.
- Кроватей? - спрашивает полная дама в черном.
- Две, - сообщает дама в красном. - Деревянных, с пружинными матрацами.
- С пружинными матрацами... - эхом вторят три девушки.
- Письменных столов? - спрашивает полная дама.
- Один. Дубовый, - сообщает дама в красном платье.
- Дубовый... - вторят три девушки.
Так оно и идет.
- Подушек?
- Четыре, - говорит дама в красном несколько неуверенно, потому что все
четыре подушки у меня под головой, а на второй кровати подушек нет.
- Запишем четыре? - в
