Стасюк Анджей - Paris - London - New York
Анджей Стасюк
PARIS - LONDON - NEW YORK
Перевод с польского М. Курганской и Т. Изотовой
"Иностранная литература" сравнительно недавно знакомила читателя с Анджеем
Стасюком ("ИЛ", 1998, No 4) и теперь вновь к нему возвращается. Такое внимание
не случайно. Стасюк - прозаик, поэт и литературный критик -- один из самых
популярных в Польше писателей среднего поколения. Его книги переводятся на
другие языки; интерес к нему за пределами Польши подтвердили, в частности, и
посвященные его творчеству полосы газет, выходивших в дни Международной
книжной ярмарки во Франкфурте в конце прошлого года.
Любопытна уже биография Стасюка, в которой можно разглядеть черты хулигана
и романтика, не желающего следовать стереотипам и бездумно подчиняться тому,
что навязывают традиции и привычки. Его исключали из лицея, из техникума, из
профессиональной школы. Он был участником движения пацифистов. Дезертировал из
армии, за что полтора года провел в тюрьме (так появились его тюремные
рассказы - дебют, принесший ему известность). Сотрудничал с нелегальными
журналами. А в какой-то момент, отказавшись от всех городских соблазнов, решил
сменить шумную столичную жизнь на деревенское уединение. Живет на юге Польши,
в Бескидах, ведет натуральное хозяйство, разводит овец, связь с миром
поддерживает через электронную почту.
В нашей публикации сведены вместе небольшие рассказы из разных изданий.
Именно в малой форме максимально ярко проявляются ценнейшие особенности прозы
Стасюка, позволяющие называть его мастером зримого слова, лириком, обладающим
фантастически тонким восприятием мира природы, с одной стороны, и с другой -
бытописателем, душевно привязанным к миру предметов, в которых - как уверяет
Стасюк - растворена жизнь человека.
"Я никогда не предполагал, - пишет в газете "Тыгодник повшехны" известный
прозаик Генрик Гринберг, - что возможно так живописать словом. Все взвешено и
обдумано, и я не знаю в прозе более метких и поразительных метафор".
Как-то в самом начале творческой карьеры Стасюка назвали "писателем
факта". Но уже тогда, сочетая в себе несочетаемое, он позволил критикам
разглядеть в своей прозе и тот "удивительный метафизический свет", который
стал вскоре опознавательным знаком художественной индивидуальности Анджея
Стасюка.
Т. Изотова
PARIS - LONDON - NEW YORK
А когда маленький прицеп пана Генека съезжает с горы, это смахивает на
атаку старинной кавалерии: многоцветье, флажки и шум среди пламенеющих
деревьев осени, среди багрянца и золота, навстречу сухому восточному ветру; на
галоп легкой конницы; на рысь отряда латников со скрежетом, бряцанием и
скрипом разболтанных доспехов и шелестом реющих знамен, - но перед мостом пан
Генек вынужден притормозить и в деревню вкатывается уже вполне солидно, легко
и тихо. Останавливается в огненном пятне сентября, выходит и ждет возле своей
лавки, а мотор дымит разогретым маслом, как загнанный механический конь. Но
вокруг пусто. Появляются только две собаки. Обнюхивают колеса, пускают на них
струйку и снова обнюхивают, чтобы проверить, не совершили ли какой ошибки, -
как все собаки на свете, везде, где крутятся резиновые колеса автомобилей.
Потом собаки медленно отправляются по своим делам, и пан Генек остается один
на ветру. Ничего не происходит. Лишь неизвестно откуда доносится запах
ольхового дыма. Свет позднего утра проникает сквозь тюль и шифон, нейлон и
кружева, тонет в складках хлопка и, наконец, исчезает в суконных драпировках,
как в темной воде.
Кроме того
