Тэм Стив Рэсник - Обитель Плоти
Стив Рэсник ТЭМ
ОБИТЕЛЬ ПЛОТИ
Телефон зазвонил снова. Третий раз за вечер. Джин снял трубку.
- Да?
- Джин, ты идешь? Можешь прийти сейчас?
Он молчал, затаив дыхание. Она не должна услышать ни вздоха, ни
предательской "дрожи в голосе. Проглотив ком в горле, он выдавил:
- Рут...
- А кто же еще? У тебя есть другая? - В ее голосе зазвучали обвиняющие
нотки.
На мгновение у него мелькнула дерзкая мысль рассказать ей о Дженни.
Внутри сразу похолодело. О существовании Дженни она узнать не должна.
Никогда.
- Нет, только ты, - произнес он наконец. Она молчала, но он знал: она
все еще здесь. Было слышно, как шелестит от ветра штора в ее спальне. Окно
закрыто, он знал, но закрыто неплотно. Должно быть, сквозняк пробирает тело
до костей. Но ее это нисколько не беспокоит.
- Приходи, Джин, - сказала она снова.
- Да. Сейчас буду.
- Я буду ждать, - добавила она - словно могло быть иначе. Он повесил
трубку.
***
Дом стоял в конце длинной улицы на западной окраине города. Это был
один из самых старых домов в округе, и новомодные перестройки, изменившие
за последние годы эти края, не коснулись его. Джин всегда был большим
ценителем викторианского стиля.
Но викторианцы оставили после себя предостаточно всего безобразного, и
дом этот был прекрасным тому примером. Снаружи он был выкрашен в кошмарную
помесь темно-синего, темно-зеленого и серого, что наводило на мысли о
горелом мясе и протухшей овсянке с овощами. Краска была нанесена толстым
слоем, ее потеки и капли на фронтоне и филигранных деталях под крышей
казались мрачной паутиной. Окна и двери - жутковатые прямоугольники,
зияющие темнотой.
Почти все дома на этой обсаженной деревьями улочке пустовали. Одни
заколочены досками, другие наполовину сгорели, третьи так заросли
кустарником, диким виноградом и сорной травой, что стали почти не видны.
Иные дома уже снесли, и на их месте высились груды мусора, перемежающиеся
дикорастущей ежевикой. Было темно, и лишь кое-где свет пробивался сквозь
задернутые шторы.
Джин долго стоял у входа в ее дом. Ему казалось, он видит Рут за этими
стенами. Что она делает? Быть может, лежит неподвижно на жестких белых
простынях или сидит, не шевелясь, и прислушивается. Все эти дни она только
и делает, что прислушивается. То стук мышиного сердца в углу, то крик
ночной птицы на скрюченном дереве за окном. Он представил себе, как
нарастают шумы в ее восприятии - мошкара, бьющаяся о тусклый шар одинокого
уличного фонаря, тараканы, ползущие по линолеуму в соседней комнате, и его
собственная нервная дрожь, пока он стоит здесь, у крыльца, не решаясь
войти.
Он представил себе Дженни в другом, таком же мрачном доме, на другой,
такой же пустынной улице: как она ждет его, изо всех сил стараясь не
уснуть... И почувствовал легкий укол вины.
Как он радовался сначала, когда Дженни завязала со своей привычкой. Он
думал, что это просто уборка, увидев, как она носится по дому в поисках
иголок, ложек, всех этих причиндалов, которые содержались у нее всегда в
таком строгом порядке. И вот уже несколько месяцев, как она заболела. Вряд
ли она скажет ему, что с ней. Да это и не нужно. Она больше не занимается с
ним любовью, а прошлой ночью отказалась даже поцеловать его. Ее
чистоплотность перешла пределы разумного, превратилась в манию. И все
доводы, все уговоры оказались бессильны.
Сейчас, стоя у мрачного дома в квартале, который все обходили
стороной, он пытался представить себе, что пришел к Дженни. Не к Рут.
Он стоял, вперившись взглядом в к
