Библиотека в кармане -зарубежные авторы

         

Уильямс Ч - Стихи


Ч. Уильямс
Стихи
Перевод с английского Дмитрия Веденяпина
Зеркало
Казалось бы, сколько можно - всему на свете приходит конец,-
но я до сих пор испытываю нечто вроде шока,
натыкаясь на свое отражение в зеркале, и отвожу глаза.
После смерти отца -- а мне сейчас уже почти столько же,
сколько было ему, когда он умер, - я иногда сначала вижу его
и лишь потом, приглядевшись, различаю собственные черты.
Я привык считать, что дело тут в потере чувства своей неповторимости,
но, вероятно, все eщe грустнее: в юности
я полагал, что внешность чрезвычайно значима;
рассматривая в зеркале свою бедную физиономию, я думал:
"Нет, не то". Я и сегодня думаю то же самое. Но чего, собственно,
я ищу? Красоты? Едва ли. Мудрости? Вряд ли.
В какой степени счастливая внешность связана с тем, как мы живем или пытаемся жить?
Я вижу лишь то, что уцелело от моих прежних, неудавшихся лиц.
Но, может быть, стоит проявить снисхождение
и вместо вечно недовольного "нет" сказать себе "да"?
Архетипы
Часто во сне или в полусне я находил твою руку, наши пальцы сплетались,
и от этих легких касаний-пожатий становилось замечательно легко и спокойно,
но сегодня утром твоя рука, как-то неловко лежащая на моей,
показалась мне странно-чужой - я словно впервые
увидел ее тугую кожу, проступающие
мышцы и вены, идеально ровный ряд косточек,
похожих на маленькие храмовые колонны.
Вдруг твои пальцы начали быстро-быстро сжиматься и разжиматься,
словно пытались поймать какое-то юркое пушистое существо.
А потом ты отдернула руку, рывком поднялась на четвереньки -
пальцы растопырены, лицо закрыто спутанными волосами, -
постояла так и с хриплым стоном-рычанием
упала на живот, отвернула от меня голову, плотно прижала
руки к груди и застыла, послушная некой неведомой силе.
Я надеялся, что ты проснешься, придвинешься, обнимешь меня,
но ты не шевелилась, и я вновь ощутил весь ужас человеческой разъединенности,
превращающий в ничто даже такое совершенное средство, как неподвластная времени страсть,
ужас, перед лицом которого рушатся любые союзы. Но вот
твое дыхание стало ровнее; набравшись храбрости, я дотронулся до тебя, и ты,
как ни в чем не бывало открыла глаза, улыбнулась и своим обычным -
в этом было что-то невероятное,- самым обычным голосом пробормотала: "Спи, родной".
Поэт
Все, включая меня, звали его Бобби-поэт, хотя, возможно, это и
не соответствовало действительности,
и он вовсе не был тем, кто творит миры
из музыки слов.
В те странные времена хиппизма и "торжества демократии" зваться поэтом
и значило быть им.
Тем более что Бобби держался именно так, как по расхожим представлениям
и надлежит держаться поэту.
Он одевался просто, но со вкусом, говорил мало, а слушал
внимательно,
был неизменно собран и как-то по-особому
трепетно-серьезен.
К тому же он был красив и загадочен, никогда не рассказывал,
откуда он родом
и чем зарабатывает на жизнь, а спрашивать о таких вещах
не полагалось.
Внезапно он исчез и где-то пропадал несколько месяцев,
пока
Однажды вечером не возник передо мной в нашей книжной лавке;
выглядел он неважно:
осунувшийся, без своего любимого берета, одна рука
на перевязи;
а когда я шагнул к нему, он отшатнулся, словно испугавшись,
что его могут ударить.
Правда, он сразу же усмехнулся, но как-то невесело; его веки
были полуприкрыты,
и мне даже показалось, что он под кайфом, хотя затем
я решил, что ошибся.
И все-таки, чтобы удержать меня в поле зрения, ему пришлось
слегка откинуть голову назад,
казалось, он н





Содержание раздела