Уэйс Маргарет & Хикмен Трейси - Звёздные Стражи 4 (Легион Призраков)
УЭЙС МАРГАРЕТ
ЛЕГИОН ПРИЗРАКОВ
(ЗВЁЗДНЫЕ СТРАЖИ — 4)
ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ САГАНА
Улыбка сошла с лица Дайена. Он взглянул на свою ладонь: пять шрамов вздулись и покраснели. Дайен быстро сжал пальцы в кулак, закрыв ими воспаленные отметины.
— Вы видели его, — резко повторил Саган.
— Кто он? — спросил Дайен, понизив голос.
— Ваш кузен, сир, — сказал Саган. — Единственный сын вашего покойного дядюшки, короля.
— Сын? — удивился Дайен, не веря своим ушам. — Мой дядюшка никогда не был женат. Он умер бездетным.
— Женат не был. Но не был и бездетным. Оставил после себя сына.
— Вы говорите... Так что же, мой кузен — законный наследник престола?
— Нет, Ваше величество, — сказал Саган, — у него нет законных прав на престол. Но боюсь, сир, что это его не остановит...
Всем, кто любит. И был любим.
Король и его народ — что голова и тело. Там, где немощна голова, немощно и тело. Где правление короля не добродетельно, народ утрачивает добрые нравы и мораль.
Джон Гувер
Большой Латинский словарь
Джона Гувера
КНИГА ПЕРВАЯ
Все, все — за короля! За жизнь, за душу,
За жен, и за детей, и за долги,
И за грехи — за все король в ответе!
Я должен все снести. О тяжкий долг,
Близнец величия, предмет злословья
Глупца любого, что способен видеть
Лишь горести свои! О, скольких благ,
Доступных каждому, лишен король!
А много ль радостей ему доступно —
Таких, каких бы каждый не имел,
Коль царственную пышность исключить?
Уильям Шекспир
«Генрих V», акт IV, сцена I
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Каменные стены, пол и потолок тесной и темной монашеской кельи дышали холодом. Все убранство ее состояло из грубо сколоченной кровати, стола, стула и маленького алтаря, чтобы молиться, когда звон колоколов пробуждал братьев, призывая их к заутрене.
Служба давно закончилась. Наступил предрассветный час, время, когда сон уже не приносит покоя и сновидения становятся тревожными и похожими на явь.
В сумрачном, пугающем мире таких видений пребывал сейчас обитатель этой кельи. Его голова беспокойно ворочалась из стороны в сторону, как у слепца, бредущего на ощупь в окружающем его бескрайнем мраке.
Внезапно спящий выбросил вперед правую руку и крепко сжал пальцы, как будто взявшись за рукоять меча. С исказившимся, словно от боли, лицом он застонал, прижав к груди левую руку.
Призрачная хранительница его сна вздохнула и, приподнявшись со стула, на котором сидела, протянула руку, собираясь разбудить монаха, но так и не прикоснулась к нему. Жалость и сострадание переполняли ее, но она не плакала. Ее слезы — она знала — вызовут его гнев, но не принесут ему утешения, как не принесет ему утешения и ее прикосновение.
Ей ничего не оставалось, как, еще раз вздохнув, снова сесть на стул — скорее инстинктивно, чем от усталости. У нее давно уже не было тела, которое тяготило бы ее своими страданиями и болью.
Ее дух мог бы парить в воздухе, еще более невесомый, чем дым от мерцающего пламени лампады. Но она сидела на стуле, потому что так поступают живые, и, казалось, это снова соединяет ее с миром живых.
Из ночи в ночь сидя на этом стуле, охраняла она сон монаха, хоть эта охрана была бессильна прогнать мучившие его ночные кошмары и избавить от страданий дневных. Но нынешней ночью, видя его мучения, хранительница чувствовала, как закипает в ней ярость. Кусая губы, помрачнев, она, казалось, на что-то решилась и, встав, шагнула к двери кельи, но тут внезапно спящий сел на своем грубом ложе, широко открыв изумленные глаза и издав хриплый возглас.
Мейгри испугалась, что он увидит ее, и, задев
