Уэстлейк Дональд - Спокойной Ночи И Всего Доброго !
Дональд Уэстлейк
СПОКОЙНОЙ НОЧИ И ВСЕГО ДОБРОГО!
Боль разливалась в груди, животе, ногах. Девица истошно горланила песню.
Во тьме метались серо-голубые тени.
"Я - Дон Дентон, - свербила настырная мысль. - В меня стреляли".
Сосредоточиться не было никакой возможности: слишком уж рьяно вопила
певица. Дон почувствовал, как проваливается куда-то, постарался удержать
сознание на краю пропасти и внезапно, похолодев от ужаса, понял, что это
не сон, и смерть действительно окутывает его.
Надо разомкнуть веки, любой ценой заставить глаза открыться. Слушать эту
горлопанку, цепляться за слова ее дурацкой песни, добиться, чтобы мозг
работал.
"Спокойной вам ночи, спокойной вам ночи, и пусть, как погаснут огни, к
вам в окна заглянут небесные звезды, особенно если вы в доме одни..."
В комнате было темно, лишь телевизор продолжал влачить свое серо-голубое
существование. Девица закончила на тошнотворной ноте и вскинула руки в
ответ на грохот рукоплесканий. И тотчас Дон увидел себя. Вот он выходит на
подмостки и широкой улыбкой провожает упархивающую за кулисы певицу. Он -
Дон Дентон. Сегодня среда. С восьми до девяти вечера по первому каналу шла
его передача, записанная днем. "Представление Дона Дентона".
На языке телевизионщиков передачу называли "консервами", потому что ее
записывали в три пополудни, но крутили в восемь вечера, якобы в прямом
эфире. Благодаря такой постановке дела профсоюз не мог требовать доплаты
за сверхурочные.
Дентон непременно просматривал свои передачи, уговаривая себя, что при
этом им движет добросовестность профессионала, а вовсе не тщеславие.
Нынче днем, закончив запись, он отобедал в "Афинском зале" и сразу же
отправился домой. Разумеется, один: он не терпел ничьего присутствия во
время своей передачи. Дон прекрасно помнил, как вошел в квартиру,
переоделся в джинсы, майку, сунул ноги в тапочки, налил бокал виски,
включил полированный ящик с громадным экраном и сел в свое кресло с
переделанным в столик правым подлокотником, в котором были два выдвижных
ящика и зажим для записной книжки.
На экране появился титр: "Представление Дона Дентона". Трижды вспыхнуло
его имя, загремели фанфары, камера пошла наплывом на закрытый занавес, тот
раздвинулся, и показалась физиономия Дона, встреченная громом
рукоплесканий.
Он нахмурился. Слишком уж усердствуют. Не так-то просто управлять
воодушевлением платных хлопальщиков, надо будет сказать звукооператору,
чтобы впредь чуть приглушал. Дон нацарапал несколько слов в записной
книжке.
Его лицо на экране осветилось неотразимой улыбкой. Дон затараторил,
отпустил одобренную дирекцией шуточку о правительстве, дождался, пока
стихнет смех, и объявил певицу.
И в этот миг... Да, все отчетливо всплыло в памяти. За спиной хлопнула
дверь квартиры. Дон раздраженно обернулся. Неужели нельзя подождать
окончания передачи? Всем известно, что по средам с восьми до девяти его ни
для кого нет дома.
В освещенной прихожей появилась фигура, облаченная, будто в январе, в
громадную меховую шубу. Дентон даже не понял, мужчина это или женщина.
- Черт бы вас побрал! - воскликнул он. - Неужели не ясно...
И тут из самого центра фигуры вырвалось оранжевое пламя, грохот
прокатился по стенам, и тотчас вновь истошно заголосила певица: "Спокойной
вам ночи! Спокойной вам ночи!"
В него стреляли! Кто-то вошел и пальнул!
Дон обмяк в кресле. Что-то тяжело ворочалось в животе, к горлу подкатила
тошнота. Но, похоже, пуля угодила не в живот... не в ногу... она попала...
Господи,
