Фицджеральд Френсис Скотт - Самое Разумное
Ф.Скотт Фицджеральд
"Самое разумное"
1
Когда пробил Священный Час Всеамериканского Ленча, Джордж О'Келли
неторопливо и с преувеличенной старательностью навел порядок на своем
столе. В конторе не должны знать, как он спешит: успех зависит от
производимого впечатления, и ни к чему оповещать всех, что твои мысли за
семьсот миль от работы.
Зато на улице он стиснул зубы и побежал, лишь изредка вскидывая глаза
на яркое весеннее небо, повисшее над самыми головами прохожих. Прохожие
глядели вверх, полной грудью вдыхали мартовский воздух, заполнивший
Таймс-сквер, и, ослепленные солнцем, не видели никого и ничего, кроме
собственного отражения в небе.
Но Джорджу О'Келли, чьи мысли витали за семьсот миль, весенняя улица
казалась мерзкой. Он влетел в подземку и все девяносто пять кварталов с
яростью смотрел на рекламный плакат, очень живо показывавший, что у него
есть лишь один шанс из пяти не остаться через десять лет без зубов. На
станции "Сто тридцать седьмая улица" он прекратил изучение коммерческого
искусства, вышел из подземки и снова побежал: на этот раз он тревожно и
неудержимо стремился к себе домой - в одну-единственную комнату огромного
мерзкого доходного дома у черта на куличках.
И в самом деле, письмо - священными чернилами на благословенной бумаге
- лежало на комоде; сердце Джорджа застучало на весь город, только что
никто не слышал. Он вчитывался в каждую запятую, помарку, в след от
большого пальца с краю; потом безнадежно повалился на кровать.
С ним случилось несчастье, одно из тех страшных несчастий, которые
сплошь и рядом обрушиваются на бедняков, коршунами кружат над бедностью.
Бедные вечно то идут ко дну, то идут по миру, то идут по дурной дорожке -
а бывает, и умеют как-то держаться, этому тоже учит бедность; но Джордж
О'Келли впервые ощутил, что он беден, и очень удивился бы, если бы
кто-нибудь стал отрицать исключительность его положения.
Не прошло и двух лет с тех пор, как он с отличием окончил
Массачусетский технологический институт и получил место в строительной
фирме на юге Теннесси. Он с детства бредил туннелями и небоскребами, и
огромными приземистыми плотинами, и высокими трехпилонными мостами,
похожими на взявшихся за руки балерин - балерин ростом с дом, в пачках из
тросовых стренг. Ему казалось очень романтичным изменять течение рек и
очертания гор и дарить жизнь бесплодным и мертвым уголкам земли. Он любил
сталь, она виделась ему во сне и наяву - расплавленная сталь, сталь в
брусках и болванках, стальные балки и сталь бесформенной податливой
массой; она ждала его, как холст и краски ждут художника. Неистощимая
сталь, он переплавлял ее в огне своего воображения в прекрасные строгие
формы.
А теперь он за сорок долларов в неделю служит в страховой компании,
повернувшись спиной к быстро ускользающей мечте. Маленькая темноволосая
девушка - причина этого несчастья, этого страшного, непереносимого
несчастья - живет в Теннесси и ждет, когда он вызовет ее к себе.
Через четверть часа к нему постучалась женщина, которая от себя сдавала
ему комнату в квартире; она довела его до белого каления заботливым
вопросом, не подать ли ему закусить, раз уж он дома. Он мотнул головой, но
это вывело его из оцепенения, он встал с кровати и написал текст
телеграммы:
"Огорчен письмом ты потеряла мужество как ты можешь думать разрыве
глупенькая успокойся поженимся немедленно уверен проживем..."
После минутного колебания он принял отчаянное решение и дописал
дрожащей рукой: "...приеду завтра
