Хемингуэй Эрнест - Свет Мира
Эрнест Хемингуэй
Свет мира
Когда мы показались в дверях, хозяин бара поднял голову, потом протянул
руку и накрыл два блюда с бесплатной закуской стеклянными крышками.
- Кружку пива, - сказал я. Он нацедил пива, лопаточкой смахнул пену и
взглянул на меня, не выпуская кружки из рук. Я положил на стойку деньги, и
он подвинул пиво ко мне.
- А тебе? - спросил он Тома.
- Тоже.
Он нацедил еще кружку пива, смахнул пену и, увидев монету на стойке,
поставил кружку перед Томом.
- В чем дело? - спросил Том.
Хозяин бара ему не ответил. Он посмотрел мимо нас и спросил человека,
который только что вошел:
- Тебе?
- Виски, - сказал тот.
Хозяин достал бутылку, стакан и еще стакан с водой.
Том протянул руку и снял крышку с блюда с закуской. На блюде лежало
заливное из поросячьих ножек и тут же деревянная штука, похожая на
ножницы, сделанные из двух деревянных вилок.
- Нет, - сказал хозяин и опять накрыл блюдо стеклянной крышкой.
Вилочные ножницы остались у Тома в руке. - Положи на место, - сказал
хозяин.
- Идите вы знаете куда, - сказал Том.
Хозяин, не спуская с нас взгляда, нагнулся и сунул руку под стойку. Я
положил на тарелку пятьдесят центов, и он снова выпрямился.
- Чего еще? - спросил он.
- Пива, - сказал я, и прежде чем нацедить пива, он снял крышки с обоих
блюд.
- Ваше заливное провоняло, - сказал Том и выплюнул на пол то, что
откусил. Хозяин ничего не сказал. Человек, который пил виски, заплатил и
вышел не оглядываясь.
- Сам ты провонял, - сказал хозяин бара. - Такие - всегда вонючие.
- Он говорит, что мы такие, - сказал мне Томми.
- Слушай, - сказал я, - давай уйдем отсюда.
- Убирайтесь вон, паршивцы, - сказал хозяин.
- А мы и так уходим, - сказал я. - Без вас решили.
- Мы придем еще, - сказал Томми.
- Суньтесь только, - сказал ему хозяин.
- Объясни ему, что он ошибся, - попросил меня Томми.
- Ладно, пошли, - сказал я. На улице было темно и хорошо.
- Куда это мы с тобой попали? - сказал Томми.
- Не знаю, - сказал я. - Идем на станцию.
Мы вошли в город с одного конца, а выходили теперь с другого. В воздухе
пахло кожей, дубильным экстрактом и наваленными повсюду опилками. Когда мы
подходили к городу, уже темнело, а теперь стало совсем темно, и
подморозило, и лужи на улицах затянуло по краям льдом.
На станции сидели пять шлюх, дожидавшиеся поезда, шестеро белых мужчин
и три индейца. В станционном помещении было тесно, жарко от печки и полно
едкого дыма. Когда мы вошли туда, все молчали, и окошечко кассы было
заперто.
- А дверь не надо закрывать? - сказал кто-то.
Я повернулся, чтобы посмотреть, кто это сказал. Это был один из белых.
Он был, как и все, в кожаных штанах, клетчатой рубахе и резиновых сапогах
лесоруба, но без шапки, и лицо у него было белое, и руки тоже белые и
тонкие.
- Что ж, закроете вы дверь или нет?
- Можно и закрыть, - сказал я и закрыл дверь.
- Спасибо, - сказал он. Лесоруб, сидевший рядом, фыркнул.
- Ты никогда не водился с поваром? - спросил он меня.
- Нет.
- Вот попробуй с нашим. - Он поглядел на соседа. - Он это любит.
Повар, поджав губы, смотрел в другую сторону.
- Он натирает руки лимонным соком, - продолжал лесоруб. - Он ни за что
на свете не окунет их в лохань с посудой. Посмотри, какие они у него
белые.
Одна из шлюх громко захохотала. Я никогда не видел такой толстой шлюхи
и вообще такой толстой женщины. На ней было шелковое платье из такого
шелка, что кажется то одного цвета, то другого. Рядом с ней сидели еще
две, тоже очень толстые, но эта, наверно,
