Хемингуэй Эрнест - В Наше Время (Книга Рассказов)
Эрнест Хемингуэй
В наше время
(книга рассказов)
В ПОРТУ СМИРНЫ
Очень удивительно, сказал он, что кричат они всегда в полночь.
Не знаю, почему они кричали именно в этот час. Мы были в гавани, а они
все на молу, и в полночь они начинали кричать. Чтобы успокоить их, мы
наводили на них прожектор. Это действовало без отказа. Мы раза два
освещали мол из конца в конец, и они утихали.
Однажды, когда я был начальником команды, работавшей на молу, ко мне
подошел турецкий офицер и, задыхаясь от ярости, заявил, что наш матрос
нагло оскорбил его. Я заверил его, что матрос будет отправлен на борт и
строго наказан. Я попросил указать мне виновного. Он указал на одного
безобиднейшего парня из орудийного расчета. Повторил, что тот нагло
оскорбил его, и не единожды, а много раз: говорил же он со мной через
переводчика. Мне не верилось, что матрос мог так хорошо знать турецкий
язык, чтобы сказать что-нибудь оскорбительное. Я вызвал его и сказал:
- Это на случай, если ты разговаривал с кем-нибудь из турецких
офицеров.
- Я ни с одним из них не разговаривал, сэр.
- Не сомневаюсь, - сказал я, - но ты все-таки ступай на корабль и до
завтра не сходи на берег.
Потом я сообщил турку, что матрос отправлен на корабль, где его ждет
суровое наказание. Можно сказать - жестокое. Он чрезвычайно обрадовался, и
мы дружески разговорились. Хуже всего, сказал он, - это женщины с мертвыми
детьми.
Невозможно было уговорить женщин отдать своих мертвых детей. Иногда они
держали их на руках по шесть дней. Ни за что не отдавали. Мы ничего не
могли поделать. Приходилось в конце концов отнимать их, и еще я видел
старуху - необыкновенно странный случай. Я говорил о нем одному врачу, и
он сказал, что я это выдумал. Мы очищали мол, и нужно было убрать мертвых,
а старуха лежала на каких-то самодельных носилках. Мне сказали: "Хотите
посмотреть на нее, сэр?" Я посмотрел, и в ту же минуту она умерла и сразу
окоченела. Ноги ее согнулись, туловище приподнялось, и так она и застыла.
Как будто с вечера лежала мертвая. Она была совсем мертвая и негнущаяся.
Когда я рассказал доктору про старуху, он заявил, что этого быть не может.
Все они теснились на молу, но не так, как бывает во время землетрясения
или в подобных случаях, потому что они не знали, что придумает старый
турок. Они не знали, что он может сделать. Помню, как нам запретили
входить в гавань для очистки мола от трупов. В то утро у входа в гавань
мне было очень страшно. Орудий у него хватало, и ему ничего не стоило
выкинуть нас вон. Мы решили войти, подтянуться вплотную к молу, бросить
оба якоря и открыть огонь по турецкой части города. Они выкинули бы нас
вон, но мы разнесли бы город. Когда мы вошли в гавань, они обстреляли нас
холостыми зарядами. Кемаль прибыл в порт и сместил турецкого коменданта.
За превышение власти или что-то в этом духе. Слишком много взял на себя.
Могла бы выйти прескверная история.
Трудно забыть набережную Смирны. Чего только не плавало в ее водах.
Впервые в жизни я дошел до того, что такое снилось мне по ночам. Рожавшие
женщины - это было не так страшно, как женщины с мертвыми детьми. А рожали
многие. Удивительно, что так мало из них умерло. Их просто накрывали
чем-нибудь и оставляли. Они всегда забирались в самый темный угол трюма и
там рожали. Как только их уводили с мола, они уже ничего не боялись.
Греки тоже оказались милейшими людьми. Когда они уходили из Смирны, они
не могли увезти с собой своих вьючных животных, поэтому они просто
перебили им пере
