Чивер Джон - Наваждение
Джон Чивер
Наваждение
Начать надо с того, что самолет, на котором Франсис Уид летел из
Миннеаполиса в Нью-Йорк, попал в бурю. Небо сперва было мутно-голубое, а
внизу сомкнуто лежали облака, так что земли не было видно вовсе. Потом за
окнами замглился туман, и самолет влетел в белую тучу такой плотности, что
на ней отражалось пламя выхлопа. Из белой туча стала серой, и самолет
начало болтать. Франсису доводилось уже попадать в болтанку, но не в
такую. Сидевший рядом пассажир вытащил из кармана фляжку и отпил. Франсис
улыбнулся соседу, но тот отвел глаза, не собираясь ни с кем делиться своим
успокоительным напитком. Самолет кидало вниз и в стороны. Плакал ребенок.
Воздух в салоне был перегретый и спертый; левая нога у Франсиса затекла.
Он раскрыл книжку, которую купил в киоске в аэропорту, но буря,
свирепевшая снаружи, мешала сосредоточиться на чтении. За иллюминаторами
было черно. Из выхлопных сопел выпыхивал огонь, летели во тьму искры; а
внутри тут затененный свет, духота и шторы придавали салону несуразный
густо домашний оттенок. Затем лампы замигали и погасли.
- Я ведь о чем всегда мечтал? - неожиданно произнес сосед. - Мечтал
купить ферму в Нью-Гэмпшире и разводить мясной скот.
Стюардесса объявила, что сейчас будет произведена вынужденная посадка.
Над всеми зримо распростер крылья Ангел Смерти; только ребенок не ощутил
их взмаха. Стало тихо. Слышно стало, как пилот в кабине напевает: "У меня
шесть пенсов, серебряных шесть пенсов. Как бы ухитриться и прожить на них
весь век..."
Заглушив песенку пилота, взвыли гидравлические клапаны, вверху что-то
визгнуло, как автомобильные тормоза, и самолет лег на брюхо среди
кукурузного поля - тряхнуло так, что старик, сидевший впереди, застонал:
"Ох, спина моя! Почки мои!" Стюардесса распахнула дверь, кто-то открыл
аварийный задний люк, и в салон вошел отрадный шум продолжающегося
существования, ленивый плеск и запах ливня. Один за другим они выскочили
из самолета и рассыпались по полю кто куда, оберегая жизнь, молясь, чтобы
не оборвалась ее нить. И нить не оборвалась. Когда стало ясно, что самолет
не загорится и не взорвется, стюардесса и другие члены экипажа собрали
пассажиров и повели под крышу ближнего сарая. Приземлились они неподалеку
от Филадельфии, и вскоре вереница такси доставила их в город. "Как в войну
на Марне" [во время первой мировой войны известен случай, когда французы
использовали для переброски войск на Марну такси], - проговорил кто-то;
однако подозрительность, с которой многие американцы относятся к своим
попутчикам, и теперь была резко ощутима, как это ни удивительно.
В Филадельфии Уид сел в поезд. Доехал до Нью-Йорка, пересек его с юга
на север и как раз поспел на электричку, которой пять вечеров в неделю
ездил со службы домой.
В вагоне он сел рядом с Трейсом Бирденом.
- А знаете, - сказал он, - я сейчас с самолета, что чуть не разбился
под Филадельфией. Мы сделали посадку на поле...
Он опередил и газеты и дождь, погода в Нью-Йорке стояла солнечная,
тихая. Был конец сентября, день круглился и пахнул, как яблоко. Трейс
выслушал рассказ без волнения. Да и откуда возникнуть волнению?
Воспроизвести словами эту встречу со смертью Франсис был не в силах - тем
более в электричке, идущей солнечными предместьями, где в тесных садиках
уже начинался сбор плодов. Трейс развернул газету, и Франсис остался один
со своими переживаниями. На остановке Шейди-Хилл он простился с Трейсом,
сел в свой подержанный "фольксваген" и поехал домой.
