Шекли Роберт - Зачем
Роберт Шекли
Зачем?
Я и пытаться не стану описывать вам эту боль. Скажу
только, что и под наркозом она была нестерпимой, а я терпел
разве потому, что у меня другого выхода не было. После она
утихла, и я открыл глаза и взглянул в глаза браминов,
стоявших надо мной. Их было трое, и одеты они были в
обычные белые хирургические халаты и белые маски из марли.
Эта дрянь для наркоза у меня только что из ушей не текла,
так меня ею напичкали, и память работала какими-то урывками.
- Сколько же это я был мертвый? - спросил я.
- Около десяти часов, - ответил один из браминов.
- Как я умер?
- А вы не помните? - спросил самый длинный брамин.
- Нет еще.
- Ну что ж, - сказал длинный, - вы со своим взводом
находились в траншее 2645Б- 4. На рассвете вся ваша рота
поднялась в атаку с задачей захватить следующую траншею.
Номер 2645Б-5.
- И что? - спросил я.
- Вы остановили собой несколько автоматных пуль. Нового
типа - с разрывными головками. Вспоминаете? Одна угодила
вам в грудь и еще три в - ноги. Когда санитары вас
подобрали, выбыли мертвы.
- А траншею эту самую мы заняли? - спросил я.
- Нет. На этот раз нет.
- Ясно. - По мере того как наркоз проходил, память
быстро возвращалась. Я припомнил парней из моего взвода.
Старушка 2645Б-4 была мне домом больше года, и для траншеи
она была довольно уютной. Противник все пытался нас оттуда
выбить, и наша утренняя атака по-настоящему была
контратакой. Я вспомнил, как автоматные пули разрывали мне
тело и то чудесное облегчение, которое я испытал, когда все
кончилось. Припомнил я и еще кое-что...
Я поднялся и сел.
- Эй, ну-ка минуточку! - сказал я.
- В чем дело?
- Мне казалось, что верхней границей возвращения человека
к жизни было восемь часов...
- Мы с тех пор усовершенствовали наше искусство, - сказал
мне один из браминов. - Мы его постоянно совершенствуем.
Теперь мы можем оживлять мертвецов уже после двенадцати
часов после смерти, словом, пока не произошло серьезных
нарушений работы мозга.
- Молодчаги какие, - сказал я. Теперь память ко мне
окончательно вернулась, и я уразумел, что произошло. -
Только вот вы сделали серьезную ошибку, что меня оживили.
- Какого черта, рядовой? - спросил меня один из них
голосом, который бывает только у офицеров.
- Посмотрите на мои нашивки, - сказал я.
Он посмотрел. Его лоб - а это было все, что мне было
видно, - наморщился.
- Это в самом деле необычно, - сказал он.
- Необычно! - передразнил я его.
- Понимаете, - заявляет он мне, - вы были в траншее,
полным-полнехонькой мертвецами. Нам сообщили, что все они
по первому разу. Нам было приказано оживить всех.
- А на нашивки вы сперва не посмотрели?
- У нас было слишком много работы. Времени не было. Я и
в самом деле сожалею, дружище. Если бы только я знал...
- Хватит. К черту! - отрезал я. - Хочу видеть
Генерал-инспектора.
- Неужели вы в самом деле думаете, что...
- Думаю, - сказал я. - Я не такой, чтобы за закон зубами
держаться, но на этот раз меня в самом деле обидели. Имею
право повидать Генерал-инспектора.
Они зашептались, а я тем временем осмотрел себя. Брамины
эти здорово надо мной потрудились. Хотя, конечно, не так
хорошо, как это делалось в первые годы войны.
- Так вот, насчет Генерал-инспектора, - сказал один из
них.
- Тут есть некоторые трудности. Понимаете...
Нечего и говорить, что Генерал-инспектора я не увидел.
Они отвели меня к здоровенному жирнюге сержанту с этакой
добряцкой рожей, немолодому.
- Ну, ну, дружище, - говорит мне этот добряк серж
