Шекли Роберт - Я Вижу - Человек Сидит На Стуле И Стул Кусает Его За Ногу
Роберт Шекли
Я вижу: человек сидит на стуле
и стул кусает его за ногу
Позади него лежали серые Азоры и Геркулесовы столпы: только небо над
головой, и только говно - под ногами.
- Гребаное говно! Гребаное говно! - проорал Парети тускнеющему вечернему
свету. Проклятия обламывались об окурок сигары, теряя обычную ярость, потому
что смена заканчивалась и Парети очень устал. Впервые он выругался так три
года назад, когда записался в сборщики на говенных полях. Когда впервые увидел
склизкий серый мутировавший планктон, испещряюший этот район Атлантики. Как
проказа на прохладном синем теле моря.
- Гребаное говно, - пробормотал он. Это стало ритуалом Так у него в ялике
появлялась компания. Он плыл в одиночестве: Джо Парети и его умирающий голос.
И призрачно-белесое говно.
Уголком глаза он заметил отблеск света через темные очки с прорезью,
движущееся серое пятно. Он ловко развернул ялик. Говно опять выпирало. Над
поверхностью океана поднялось бледно-серое щупальце, точно слоновий хобот.
Подгребая к нему, Парети бессознательно прикидывал расстояние: пять футов,
правая рука напряжена, поднята сеть - странная паутинка на шесте, больше всего
похожая на сачок для ловли бабочек, какими пользуются индейцы пацкуаро - и вот
короткой, как удар бейсболиста, подсечкой Парети подхватил шевелящийся ком.
Говно дергалось и извивалось, билось в сети, беззубо обсасывало
алюминиевую рукоять. Занося кусок на борт и вываливая в карантинку, Парети
оценил его вес фунтов в пять. Тяжелый для такого маленького кусочка.
Подхватывая падающее говно, карантинка растянулась, сжатый воздух с
чмоканьем захлопнул крышку за щупальцем. Потом над крышкой замкнулась
диафрагма.
Говно задело его перчатку, но Парети решил, что дезинфицироваться
немедленно - много чести. Он рассеянно смахнул со лба выбеленные солнцем
редеющие волосы и вновь развернул ялик.
Он был в двух милях от "Техас-Тауэр".
В Атлантическом океане.
В пятидесяти милях от мыса Гаттерас.
На Алмазной Банке.
На тридцать пятом градусе северной широты и семьдесят пятом градусе
западной долготы.
В сердце говенных полей.
Вымотан. Конец смены.
Гребаное говно.
Парети принялся выгребать обратно.
Море было глянцевым, мертвая зыбь катилась к "Техас-Тауэр". Ветра не было,
и солнце сверкало жестоким алмазным блеском, как всегда, со времен третьей
мировой, ярче, чем когда-либо прежде. Почти идеальная погода для сборщика -
пятьсот тридцать долларов за смену.
По левую руку завиднелась нежная серая пленка говна, почти невидимая на
фоне волн. Парети сменил курс и подобрал все десять квадратных футов. Говно не
сопротивлялось - слишком тонкое.
Парети продолжил путь к "Техас-Тауэр", собирая по дороге говно. Одинаковые
обличья оно принимало редко. Самый большой кусок, какой попался Парети,
прикинулся кипарисовым пнем. ("Тупое говно, - подумал он, - какие кипарисы в
открытом море?") Самый маленький - тюлененком. Трупно-серым и безглазым.
Парети подбирал обрывки быстро и без колебаний: он обладал жутковатой
способностью распознавать говно в любом обличье, а его техника сбора была
несравненно более утонченной и удобной, чем методы, используемые сборщиками,
обученными Компанией. Парети был танцором с природным чувством ритма,
художником-самоучкой, прирожденным следопытом. Эта способность и отправила его
на говенные поля, а не на фабрику или в потогонные конторы для интеллектуалов,
после того как он закончил мультиверситет с отличием. Все, что он знал и чему
научился - к чему оно в забитом
