Шекли Роберт - Машина Шехерезада
Роберт ШЕКЛИ
МАШИНА ШЕХЕРЕЗАДА
Глава 1
РОЛЬ МАШИНЫ
Машина сама будет рассказчиком от первого лица. И хоть "я" рассказчика
маскируется под его собственную личность, на самом деле это вовсе не так.
Рассказчик всегда притворяется, заставляя нас поверить, будто был очевидцем
тех историй, которые рассказывает. Что едва ли соответствует действительности.
Но машина очень быстро освоилась с первым лицом, а также со всеми его правами
и привилегиями. Подозрительно быстро, на наш взгляд.
Все станет понятнее, если мы заглянем в магазин - в те самые края, где
машина была куплена, в ту крайнюю точку, откуда проистекают дальнейшие
события. С края пыльной стеклянной полки машина мельком видит, как входит
Мартиндейл, как рассеянно он оглядывается, великолепный в своем крайнем
безразличии. И машиной овладевает страстное желание. Как сильно она хочет быть
по-настоящему живой - да, живой! - и рассказывать истории! (Машинные страсти -
явление малоизученное. Но лишь бескрайнее самомнение заставляет людей
полагать, будто машины бесчувственны. Мы, механические создания, просто не
нашли еще способа выражения своих чувств. Научить машину импровизировать - вот
цель искусственного интеллекта. Мы над этим работаем.).
Что думает машина, когда она думает о том, где была? Ей неизвестно, откуда
она взялась. Конечно, у нее есть память, и в некоторых из воспоминаний она
рассказывает свою собственную историю, а в других - чью-то еще. Порой люди
как-то отзываются на ее рассказы, а порой и нет. Машина с легкостью
перескакивает от первого лица ко второму и к третьему и повествует о деяниях
окружающих. С точки зрения машины, Мартиндейл (а также Герн, с которым мы
встретимся чуть позже) не более и не менее реален, нежели те воображаемые
персонажи, которых она придумывает для развлечения Мартиндейла. Материалом для
рассказа служит все, что угодно, даже рассказ о материале для рассказа. В тот
миг, когда я пишу словами-красками, рассказ и реальный мир сливаются воедино.
Мир - это рассказ, который им закручен. Рассказ, который он рассказывает сам
себе. И рассказ этот сам становится реальностью - а реальность может быть
весьма забавной, пока не станет слишком уж крутой. Мифы и легенды,
рассказанные себе миром, - его дитя. Плод, рожденный его Двуликостью.
Ты осознаешь себя в какой-то временной момент, не имеющий ни начала ни
конца. И вскоре понимаешь, что начать первый рассказ, который предварял бы и
объяснял все остальные, нет никакой возможности. Разве что начать с самого
начала - но это слишком просто, чтобы рассматривать такую возможность всерьез.
Необходимо продолжать. А это сложно. Что-то вечно ускользает. Что-то остается
за рамками. Именно поэтому так трудно создавать машины-рассказчицы.
Продолжать-то можно, это не проблема. Но как - о, как? - начать?
В такой вот растерянности я и пребывала. Отныне усвойте, что "я" - это я.
Я машина Шехерезада, а мое происхождение покрыто мраком.
Итак, я обнаружила себя в антикварном магазине, сидящей на пыльной
стеклянной полке между поддельной дрезденской пастушкой и потускнелым медным
колпачком для усов. Как я туда попала? Можно, конечно, рассказать историю и об
этом. Но не теперь. Порядок и последовательность прежде всего. Мне некогда
сочинять ту историю, потому что нужно сочинять эту. А главная трудность в
сочинении этой истории заключается не в том, зачем она и о чем, но в вечном
как - о, как? - начать?
Неумение приступить к рассказу - затмение начального импульса - вызвало
ступор, откл
