Шепард Люциус - За Черту И Дальше
Люциус Шепард.
За Черту - и Дальше
Черный поезд уносил Пропащего Билли на восток прочь из Кламат-Фоллз.
Прочь от самой жизни, могут сказать некоторые. И если бы вы слышали рассказы
тех, кто смотрел, как он проходит мимо, у вас возникло бы доверие к такой
возможности... хотя... было бы мудро не спешить со своим суждением, принимая
во внимание характеры самих свидетелей. Три хобо, упившиеся крепленым вином,
бешеные мужики с прогнившими печенками, ослабленными сердцами и дырявым
воображением, живущих на диком краю пустыни и, наверное, наполовину
ожидающие, когда придет их собственный черный поезд. На вагонах никаких
надписей, сказали бы они. Ни названий компаний, никаких упоминаний о "Юнион
Пасифик" или "Бэрлингтон Нортерн", ни даже рисунков баллончиками с краской.
А локомотив, это не приземистая маленькая штучка, которую нынче цепляют к
товарнякам спереди и сзади, это точное подобие старого локомотива
"Стримлайнер", но мертвенно-черного, а не серебристого. Такой поезд, по
слухам, проносится сквозь маленькие американские городишки во тьме четырех
часов ночи с грузом мертвых пришельцев или частями потерпевшего крушение
космического корабля, направляясь в Росвелл или к пунктам еще более
сомнительных военных исследований. Но этот конкретный поезд увозил только
Билли, да здоровенного мужика в широкополой шляпе, который украл его собаку,
Глупыша.
Едва ли вообще можно было сказать, в какие моменты Билли Пропащий был
сумасшедшим, ибо выглядел он сумасшедшим всегда. Если б вы мельком видели
его той ночью, шагающего по шпалам, согнув плечи под рюкзаком, его дыхание,
парящее на холоде, его глаза, горящие под космами путанных седеющих волос и
бороды, настоящие шахтерские лампы в раме тяжелых надбровных дуг и таких
острых скул, что казалось, они могут проткнуть кожу, то поклялись бы, что
это Бедовая Задница - Король Хобо шествует, чтобы отплатить своим обидчикам.
Но правда заключалась в том, что Билли редко бывал сумасшедшим. Вся
свирепость его лица, все сверкание глаз, что люди принимали за гнев, были
просто лихорадочным усилением слабости и страха. Он был испуганным маленьким
человечком. Боящимся буквально всего. Например, добудет ли он монет, чтобы
разжиться вином и привести свою голову в правильное состояние; или, не
пойдет ли дождь; или, что это за шум в зарослях; или, расписание товарняков,
что он заполучил у кондуктора в Дилворте, оно правильное?.. или проклятый
кондуктор обманул его? Ночами, когда он впадал в разговорчивость под
влиянием дешевого сального на вид и вкус ускорителя, состряпанного из
тормозной жидкости и средства от ревматизма, он пытался объяснить, откуда
берутся все эти страхи. Он рассказывал себе и любому, кто слушал, лживую
историю о девушке, о поганой работе, о какой-то пропаже денег, в которой
обвинили его. Лживую, говорю я. Ибо детали попросту не сходились, а все, что
с ним произошло, просто была ошибка и вина кого-то другого. Но его друзья
понимали, что ложь скрывает другую историю, глубоко запрятанную под
выжженным, полупрогнившим месивом, что он сделал из своего мозга, что-то не
столь драматичное, что-то, что он по всякому сдабривает, чтобы чувствовать
себя лучше, что-то, что он никак не может в себе изжить, под сколькими
литрами вина или чего похуже он не пробовал бы это погрести, и что это
последнее скорее всего не ложь.
Ну, и уж лучше, конечно, ввязаться в распрю мужика с его женой, чем
стянуть собаку бродяги. Ибо в эти отношения никогда не вторгаются мысли о
разводе, это союз, скрепленный в самые трескучие ночные мо
