Шетцинг Франк - Стая
ФРАНК ШЕТЦИНГ
СТАЯ
Любовь, что глубже океана.
Сабине
Hishuk ish ts'awalk. – Всё едино.
Племя индейцев нуу-ча-нальс, остров Ванкувер
ПРОЛОГ
14 января
Уанчако, перуанское побережье
В среду свершилась судьба Хуана Наркисо Уканьяна, но мир не заметил этого.
В высшем смысле, конечно, заметил, но лишь недели спустя и без упоминания имени Уканьяна. Он просто был одним из многих. Если бы расспросить его самого, что произошло в то раннее утро, можно было бы провести параллели со сходными событиями по всей земле.
И, может, рассказ рыбака, именно в силу его наивного восприятия, раскрыл бы сложные взаимосвязи, которые стали очевидными лишь спустя время. Но ни сам Хуан Наркисо Уканьян, ни Тихий океан у берегов Уанчако на перуанском севере никому не проговорились.
Уканьян был нем как рыба, которую он ловил всю жизнь. Когда статистика хватилась его, события были уже в другой стадии и возможные показания об участи Уканьяно утратили интерес.
Тем более, что и до 14 января никто не питал интереса к его жизни.
Он сам это видел. Ему сулило мало радости превращение Уанчако в международный курорт. Чтобы чужаки пялились, как местные выходят в море на своих допотопных лодках?
Хотя удивительным было скорее то, что они вообще выходят в море. Его земляки теперь нанимались на плавучие рыб-заводы или на фабрики рыбной муки и рыбьего жира, благодаря которым Перу, несмотря на сокращение лова, всё ещё держалось в числе рыбодобывающих стран – вместе с Чили, Россией, США и ведущими странами Азии.
Уанчако разрастался во все стороны, отели строились один за другим, погибали последние заповедники природы. Всякий думал лишь о своей выгоде.
А какая выгода Уканьяну, если у него ничего не осталось, кроме его живописной лодочки – кабальито, «лошадки», как умильно окрестили их когда-то конкистадоры. Но и «лошадкам» оставалось недолго.
Новое тысячелетие решило, видно, отбраковать таких, как Уканьян.
Он уже мало чего понимал в происходящем. Со всех сторон ему было одно наказание. Его карал Эль-Ниньо, с незапамятных времён устрашавший Перу.
Его корили экологи, разглагольствуя на своих конгрессах о варварском истреблении рыбных запасов и о сплошной вырубке лесов. Головы политиков грозно обращались в сторону владельцев рыболовных флотилий, и лишь потом до них доходило, что они смотрятся в зеркало.
Тогда их укоризненные взоры устремлялись на Уканьяна: он был крайний – виновник экологической катастрофы. Как будто это он зазвал сюда плавучие фабрики и японские и корейские траулеры, которые на границе двухсотмильной зоны только и ждали, как бы им полакомиться здешней рыбкой.
Вроде бы Уканьян ни при чём, но виноватым себя чувствовал. Как будто это он повытаскал из моря миллионы тонн тунца и скумбрии.
Ему было 28 лет, и он был из последних.
Пятеро его старших братьев уже давно работали в Лиме. Они считали его дурачком – за то, что исправно выходил в море на лодке – предшественнице сёрфинговой доски, чтобы в опустошённых прибрежных водах поджидать скумбрию и бонито, которые давно уже не появлялись.
Братья внушали ему, что жизнь в мертвеца не вдохнёшь. Но то была жизнь его отца, который почти до семидесяти лет каждый день ходил в море. Недавно старый Уканьян перестал рыбачить.
Лежал дома, заходясь в кашле, лицо покрывалось пятнами, и, кажется, терял рассудок. Хуан Наркисо вбил себе в голову, что пока он ловит рыбу, старик будет жив.
Предки Уканьяно – индейцы юнга и моче – тысячу лет ходили в море на тростниковых лодках, задолго до прихода испанцев. Они населяли побережье с с
