Шоу Ирвин - Нищий, Вор
prose_classic Ирвин Шоу Нищий, вор «Нищий, вор» — это продолжение нашумевшего романа американского писателя Ирвина Шоу «Богач, бедняк».
ru en Н. Емельяникова И. Якушкина Vitmaier FB Tools 2005-12-08 http://www.lib.ru HarryFan F80D75A9-1429-4567-869F-2F02097BB416 1.0 v 1.0 — создание fb2 Vitmaier
Радуга Москва 1986 Ирвин Шоу
НИЩИЙ, ВОР
Посвящается Джиму и Глории
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
Из записной книжки Билли Эббота (1968):
«По словам Моники, я пустое место. Правда, говорит она это не на полном серьезе. Что же касается меня, то я не считаю Монику пустым местом.
Но раз уж я в нее влюблен, то быть объективным трудно. Подробнее об этом дальше.
Однажды она поинтересовалась, что я пишу в этой записной книжке. Я ответил, что поскольку, как неустанно твердит наш полковник, мы здесь, в НАТО, на огневом рубеже цивилизации, то грядущим поколениям будет любопытно узнать, что означало быть на огневом рубеже цивилизации в Брюсселе во второй половине двадцатого века. Вдруг какой-нибудь покрытый атомной пылью ученый, роясь в руинах города, наткнется на обугленную по краям, покрытую пятнами засохшей крови (моей собственной) записную книжку и будет благодарен У.Эбботу-младшему за его старания поведать потомкам о жизни простого американского солдата, защищавшего цивилизацию в этой части Европы, рассказать о цене на устрицы в ту пору, о форме и объеме бюста его возлюбленной, о доступных ему развлечениях вроде постельных утех и кражи армейского бензина и так далее.
«И часто ты занимаешься такой ерундой?» — спросила Моника.
«А чем мне еще заниматься?» — возразил я.
«Разве у тебя нет никаких убеждений?» — полюбопытствовала она.
«Почему же? — сказал я. — Я убежден, например, что плыть надо только по течению. А поэтому, если идет по улице процессия, я поскорее становлюсь в строй и, шагая с другими в ногу, приветствую толпу независимо от того, друзья это или враги».
«В таком случае продолжай свое сочинительство, — сказала Моника. — Только не забудь написать, что ты не истинный представитель своего поколения».
Слово «сочинительство», пожалуй, как нельзя лучше подходит для определения того, чем я занимаюсь. Я вышел из литературной среды. Мои отец и мать, так сказать, труженики пера или, скорей, были тружениками пера.
Отец работал на рекламу, то есть творил в той области, которая не пользуется большим уважением ни у писателей, ни у издателей. Тем не менее, каковы бы ни были числившиеся за ним свершения или неудачи, он пришел к ним, сидя за пишущей машинкой.
Сейчас он живет в Чикаго и часто, особенно когда пьян, пишет мне. Я незамедлительно отвечаю. Мы большие друзья, поскольку нас разделяют четыре тысячи миль.
Моя мать — общаемся мы предельно мало — раньше сочиняла критические статьи для каких-то безвестных журнальчиков. Сейчас она подвизается в кино. Я вырос под стук пишущих машинок, поэтому мне проще простого фиксировать свои нынешние мысли на бумаге.
Развлечений здесь мало, хотя Брюссель лучше, чем Вьетнам, как говорит наш полковник.
Я играю с полковником в теннис и хвалю его за отличную подачу, хотя в этом он отнюдь не силен. Зато таким манером тоже можно делать карьеру.
Если русские не нанесут по НАТО упреждающего удара, как грозит наш полковник, я сумею продолжить свое «сочинительство». Будет чем заняться, когда затихает жизнь у нас в гараже, которым я заправляю.
Интересно, чем занят сейчас, когда я это пишу, начальник гаража при штабе войск Варшавского пакта, а?»
Журналист Александр Хаббел работал в парижском отделении журнала «Тайм». Правда, на
