Шоу Ирвин - Тогда Нас Было Трое
Ирвин Шоу
Тогда нас было трое
За окном один за другим раздались два выстрела, и Мэнни Брукс
проснулся. Он открыл глаза и посмотрел на потолок. Даже сквозь закрытые
занавески чувствовалось, что солнце светит вовсю. Он повернул голову. На
соседней кровати безмятежно спал Берт. Непотревоженное одеяло охраняло его
сны. Мэнни встал с кровати и, как был, босиком, в пижаме, подошел к окну и
раздвинул занавески.
С полей еще тянулся хлопьями утренний туман, а дальше, внизу, гладкое в
лучах октябрьского солнца, лежало море. Повторяя линию берега, вдали
зелеными грядами поднимались к блеклому небу Пиренеи. Из-за стога сена
ярдах в ста от террасы отеля показалась собака, а за нею охотник. Они шли
медленно, и охотник перезаряжал ружье. Глядя на него, Мэнни с нежностью
завзятого чревоугодника вспомнил вчерашний ужин - отъевшуюся на летних
кормах жирную куропатку.
Охотник был пожилой, в рыбацкой штормовке и рыбацких резиновых сапогах.
Он размеренно и твердо шагал вслед за своей собакой по щетинистому жнивью.
"Дай бог, - подумал Мэнни, - и мне шагать не хуже, когда мне будет столько
и тоже будет октябрь и утро". Мэнни было двадцать два.
Он шире распахнул занавески и посмотрел на часы. Одиннадцатый час.
Вчера они допоздна засиделись в казино в Биаррице. Еще летом, когда они
были на Лазурном берегу, один отпускник, лейтенант-парашютист, открыл им
беспроигрышную систему игры в рулетку, и с тех пор они пробовали силы в
каждом встречном казино. Система требовала крупных ставок, и они никогда
не выигрывали больше чем 8000 франков за вечер, да и то приходилось
просиживать у колеса чуть ли не до трех часов ночи, но с тех пор, как они
встретили лейтенанта, они не проиграли ни разу. И поездка стала неожиданно
роскошной, особенно когда они попадали в места, где были казино. По этой
системе нужно было, не думая о номерах, ставить только на красное и
черное, причем порядок двойных ставок был довольно сложный. Вчера вечером
они выиграли всего 4500, а просидели до двух часов ночи. И все-таки, когда
встаешь поздно, и погода хорошая, и старик прямо под твоим окном охотится
на птичек, несколько тысячефранковых бумажек на твоем туалетном столике
придают утру оттенок благодушия и удачи.
Здесь, у окна, Мэнни чувствовал, как солнце греет босые ноги, как
воздух пахнет солью, и под дальнее бормотание прибоя думал о вчерашней
куропатке, о казино и обо всем остальном, что было этим, уже закончившимся
летом, и вдруг понял, что ехать сегодня домой, как они договорились, он не
хочет. Не отводя глаз от охотника, который медленно двигался за своей
собакой через коричневое поле темным силуэтом на фоне моря, Мэнни знал,
что когда-нибудь, когда он станет старше и вернется мыслями к этому лету,
он подумает: "Ах, как это было хорошо - быть молодым!". У него была
завидная способность в одно и то же время радоваться чему-то с
непосредственностью юности и с меланхолической рефлексией старости, и Берт
как-то сказал ему не то в шутку, не то всерьез: "Мэнни, я тебе завидую. У
тебя редкий дар: быть и одновременно тосковать, потому что это уходит. У
тебя под каждый вексель двойное обеспечение".
У этого дара была и своя оборотная сторона. Расставаться с местами,
которые он полюбил, было для Мэнни тяжелым испытанием. Любой отъезд, любое
прощание он переживал вдвойне, потому что старик, который путешествовал
внутри него, каждый раз грустно шептал: этого больше никогда не будет.
Но прощание с этим долгим, затянувшимся до октября, летом, было
особен
